ЗАО "Эбиволь", с 1995 г.

Метаморфозы превращения Софьи Костиковой в художника произошли по призванию духа, когда она, ощутив над собой призвание музы или ангела искусств, начала творить свои «белые фантазии», разнящиеся от стихотворных строк разве только тем, что выведены не на бумаге и не посредством слов. Затем последовали «студии» и консультации у признанных метров искусства, «мастер – классы» и персональные  выставки в галереи «Эбиволь», «Река» в Свияжске и, наконец в мае 2008 года выставка в музее Б. Урманче в качестве члена объединения «Музеум – Арт». Здесь она выставила свои архитектурные пейзажи и десятки динамичных натюрмортов. Из тонкого слоя современных интеллектуалов, завороженных книгой, поэзией, наделенная чудом индивидуального видения, в бело-пепельных, шевелящихся, живых – в черных скафандрах контуров – видах города она воспела какую то библейскую, мистическую красоту древнего города («Кремль», «Башня Сююмбике», «Дом Сандецкого» и др.) Обкатанные в десятках вариаций предшественников пейзажи предстали перед ее кистью, как впервые увиденные, во всей первозданности и чистоте драгоценного мотива – как будто в них ожила светлая и нерастраченная душа Казани – словно она красавица из волшебной сказки или древневосточной миниатюры.

- Почему все белое? Где обволакивающая полифония жизни? – недоумевал кое- кто из посетителей выставки. – Почему бы не представить жизнь в красном ренессансном освещении?!

- Белую гамму надо понимать как позицию, - говорили искушенные. – вал детективов на ТВ, чудовищные инсталляции беспредметников и вообще порочная чернота окружающего мира... все это вызывает чувство альтернативы..

Сама автор, казалось, хранила бесстрастность сфинкса..

- на данном этапе есть потребность в том, чтобы была прозрачность,  - сказала она безлично,  -  не то намекая на бурлящий у нее в душе весенний праздник любви, не то на необходимость представить противовес миру закоренелого зла…

         Действительно, в ее «фэнтези» - будь это преображенные каким-то первым словом или религиозным чувством памятники архитектуры или развивающиеся на ветру , распустив – раскрыв свои алые стереоболочки цветы – присутствует своя метафизика. Белое и черное приходит в столкновение. Идет борьба света и тьмы. Призвание творческой личности – побороть тьму.

         Поскольку «разгонять тьму» испокон веков – миссия великих богоучений, задаем вопрос относительно религиозных чувств создателя этих прозрачных притч.

         - Бог один, - следует закономерный ответ. – Православие, мусульманство, иудаизм – только разные грани понимания мира. Религии так или иначе проходят через меня, и поясняет: мать – еврейка, отец – украинец, дочь – татарка, так как, муж был мусульманином.

         Да, «Казанский дом» нынче таков. Идеологии, языки и вероисповедания пересекаются как в масштабах мегаполиса, так и отдельной личности, так же, как именно здесь смыкаются  культурные стихии восток  и запад. Широта в восприятии  традиции веры сочетаются в сознании художницы с широтой отношения к наследию: она любит чопорно строгую, правильную фигуративную живопись Запада и восточный лукавый взгляд в миниатюрах – и домашность, теплоту фресок Афрашаба и Пенджикента; ей импонирует тяжеловатый, высокопарный стиль иконописи и ликующее сверкание татарских шамаилей. Исповедающая православие, она любит круглящиеся в своем ритме и расходящиеся лучами – еврейский танец, музыку ( училась в Лондоне в институте еврейского танца). Часами просиживала в Иерусалиме в древних христианских и иудаистких храмах, ..и неспроста в ее натюрмортах пластичные и изогнутые стебли цветов, поддерживающие беспечные, царственные чаши бутонов, напоминают древнейшее древо жизни человечества – менору.

         Да, 30 – летняя фанат от искусства, юрист по образованию Софья Костикова пишет по велению сердца…Она  - не выученик академий, эдакий раб школы – ремесленник, выполняющий соцзаказ или преследующий коммерческие цели от арт-бизнеса. Она – «художник от Бога», нашедший свои мотивы  и волнующие зрителя способы самовыражения, соизмеряющий собственные ценности с позиций истории искусств и совокупной красоты безбрежного моря современного искусства. И в данном случае над ней довлеет один приоритет высокого достойного своего времени искусства, за которым – вдохновение, бессонные ночи и подкупающая зрителя магия линии и пятна.

         - Мазки пастозные, плотно закрывают пустое пространство. Почему? –

продолжает доискиваться  истины неугомонный зритель.

         - Мир не пускает. Можно достичь глубины только в атаке мазков…Пастозность – компенсация тактильных ощущений. Я люблю пастель, ее рассыпающуюся, зернистую фактуру. Стремлюсь в живописи достичь близкого тому эффекта. Это – создание за счет выдавленных пигментов фактуры застывшего теста, дополненного богатством иллюзии жизни: шероховатостями, рельефами, затеками, и другими касаниями, концентрирующими энергию.

         Ее натюрморты – не скопление бездушных вещей, воссоединенных из соображений цветовой гармонии или желания шокировать публику, спровоцировать на спонтанную радость или интеллектуальный шок. Их герои – цветы- естественные плоды вегетации Вселенной, несущие сами по себе мифологическое начало и чувственность. Это – невозможные для традиционных натюрмортов одуванчики – с «изъеденной», ступенчатой листвой – на той грани трансформации, когда желтые тонкие пестики стекленеют и сотворяют серебристый пузырь с отпущенной им кротостью земной головокружительной жизни.

         Белые мистические лилии, ассоциирующиеся с благой вестью, предчувствием откровений. Именно в этом амплуа они фигурируют в живописи в сюжетах «Благовещение» и в работах художников Возрождения.

         «Рябины, настурции и георгины». Стеклянная ваза с опрокинутым на стол отражением, где наверху, движимые ветром один за другим, словно вчерашний день, слетают и кружат в пространстве синие, вишневые бутоны и только два желтых сцепились и остались, будто веская память о ком-то или сама непреложность.

         «Божественный лавр с недоступной душою», «Луна с перчаткой в руке присевшая у порога», «Меджнун с собакой» - в этом литературном максимализме – импульс к ассоциативному мышлению, втягивающему в круг экологического сознания все виды духовности, построенные на обожествлении природы, отожествлении себя с нею…

         Смотришь на переливающиеся силуэты города, видишь скольжение ало-синего, зеленого в натюрмортах – индикаторах любви – и понимаешь, живопись Софьи Костиковой – это танец жизни. Порхающие лоскутья красок на ее холстах, как мозаика телодвижений, из которых составляется экзистенциональное целое: Жизнь.

         - Навечно ли это наваждение? – задаешь как бы себе вопрос.

- Пока дышу… Могу перестать рисовать цветы, стебли, собак. Действительно, сойду с белого на многоцветье… Но писать буду. Пока не перестану ощущать этот танец, провоцирующий на резонанс…

Да, мечта имеет свойство подчинять себе обстоятельства и выстраивать их вокруг идеала. Алое – белое, зеленое – голубое в живописи Софьи Костиковой – не просто понятия цветового спектра, «тепла» и «холода», а завоеванные  величины счастья покорять мир, преодолевать собственное бессилие на пути к осознанию единства и красоты духа всех и каждого.

 

Р. Шагеева, искусствовед.

Засл. Деятель искусств РТ.

11.07.2008