«Все розы сегодня белы…»
Г. Лорка
- Почему все белое? Где обволакивающая полифония жизни? – недоумевал кое- кто из посетителей выставки. – Почему бы не представить жизнь в красном ренессансном освещении?!
- Белую гамму надо понимать как позицию, - говорили искушенные. – вал детективов на ТВ, чудовищные инсталляции беспредметников и вообще порочная чернота окружающего мира... все это вызывает чувство альтернативы..
Сама автор, казалось, хранила бесстрастность сфинкса..
- на данном этапе есть потребность в том, чтобы была прозрачность, - сказала она безлично, - не то намекая на бурлящий у нее в душе весенний праздник любви, не то на необходимость представить противовес миру закоренелого зла…
Действительно, в ее «фэнтези» - будь это преображенные каким-то первым словом или религиозным чувством памятники архитектуры или развивающиеся на ветру , распустив – раскрыв свои алые стереоболочки цветы – присутствует своя метафизика. Белое и черное приходит в столкновение. Идет борьба света и тьмы. Призвание творческой личности – побороть тьму.
Поскольку «разгонять тьму» испокон веков – миссия великих богоучений, задаем вопрос относительно религиозных чувств создателя этих прозрачных притч.
- Бог один, - следует закономерный ответ. – Православие, мусульманство, иудаизм – только разные грани понимания мира. Религии так или иначе проходят через меня, и поясняет: мать – еврейка, отец – украинец, дочь – татарка, так как, муж был мусульманином.
Да, «Казанский дом» нынче таков. Идеологии, языки и вероисповедания пересекаются как в масштабах мегаполиса, так и отдельной личности, так же, как именно здесь смыкаются культурные стихии восток и запад. Широта в восприятии традиции веры сочетаются в сознании художницы с широтой отношения к наследию: она любит чопорно строгую, правильную фигуративную живопись Запада и восточный лукавый взгляд в миниатюрах – и домашность, теплоту фресок Афрашаба и Пенджикента; ей импонирует тяжеловатый, высокопарный стиль иконописи и ликующее сверкание татарских шамаилей. Исповедающая православие, она любит круглящиеся в своем ритме и расходящиеся лучами – еврейский танец, музыку ( училась в Лондоне в институте еврейского танца). Часами просиживала в Иерусалиме в древних христианских и иудаистких храмах, ..и неспроста в ее натюрмортах пластичные и изогнутые стебли цветов, поддерживающие беспечные, царственные чаши бутонов, напоминают древнейшее древо жизни человечества – менору.
Да, 30 – летняя фанат от искусства, юрист по образованию Софья Костикова пишет по велению сердца…Она - не выученик академий, эдакий раб школы – ремесленник, выполняющий соцзаказ или преследующий коммерческие цели от арт-бизнеса. Она – «художник от Бога», нашедший свои мотивы и волнующие зрителя способы самовыражения, соизмеряющий собственные ценности с позиций истории искусств и совокупной красоты безбрежного моря современного искусства. И в данном случае над ней довлеет один приоритет высокого достойного своего времени искусства, за которым – вдохновение, бессонные ночи и подкупающая зрителя магия линии и пятна.
- Мазки пастозные, плотно закрывают пустое пространство. Почему? –
продолжает доискиваться истины неугомонный зритель.
- Мир не пускает. Можно достичь глубины только в атаке мазков…Пастозность – компенсация тактильных ощущений. Я люблю пастель, ее рассыпающуюся, зернистую фактуру. Стремлюсь в живописи достичь близкого тому эффекта. Это – создание за счет выдавленных пигментов фактуры застывшего теста, дополненного богатством иллюзии жизни: шероховатостями, рельефами, затеками, и другими касаниями, концентрирующими энергию.
Ее натюрморты – не скопление бездушных вещей, воссоединенных из соображений цветовой гармонии или желания шокировать публику, спровоцировать на спонтанную радость или интеллектуальный шок. Их герои – цветы- естественные плоды вегетации Вселенной, несущие сами по себе мифологическое начало и чувственность. Это – невозможные для традиционных натюрмортов одуванчики – с «изъеденной», ступенчатой листвой – на той грани трансформации, когда желтые тонкие пестики стекленеют и сотворяют серебристый пузырь с отпущенной им кротостью земной головокружительной жизни.
Белые мистические лилии, ассоциирующиеся с благой вестью, предчувствием откровений. Именно в этом амплуа они фигурируют в живописи в сюжетах «Благовещение» и в работах художников Возрождения.
«Рябины, настурции и георгины». Стеклянная ваза с опрокинутым на стол отражением, где наверху, движимые ветром один за другим, словно вчерашний день, слетают и кружат в пространстве синие, вишневые бутоны и только два желтых сцепились и остались, будто веская память о ком-то или сама непреложность.
«Божественный лавр с недоступной душою», «Луна с перчаткой в руке присевшая у порога», «Меджнун с собакой» - в этом литературном максимализме – импульс к ассоциативному мышлению, втягивающему в круг экологического сознания все виды духовности, построенные на обожествлении природы, отожествлении себя с нею…
Смотришь на переливающиеся силуэты города, видишь скольжение ало-синего, зеленого в натюрмортах – индикаторах любви – и понимаешь, живопись Софьи Костиковой – это танец жизни. Порхающие лоскутья красок на ее холстах, как мозаика телодвижений, из которых составляется экзистенциональное целое: Жизнь.
- Навечно ли это наваждение? – задаешь как бы себе вопрос.
- Пока дышу… Могу перестать рисовать цветы, стебли, собак. Действительно, сойду с белого на многоцветье… Но писать буду. Пока не перестану ощущать этот танец, провоцирующий на резонанс…
Да, мечта имеет свойство подчинять себе обстоятельства и выстраивать их вокруг идеала. Алое – белое, зеленое – голубое в живописи Софьи Костиковой – не просто понятия цветового спектра, «тепла» и «холода», а завоеванные величины счастья покорять мир, преодолевать собственное бессилие на пути к осознанию единства и красоты духа всех и каждого.
Р. Шагеева, искусствовед.
Засл. Деятель искусств РТ.
11.07.2008